…                     Полтораста душ крестьян

                               Думаю, подумаю

                               И за этого нейду;

                               Остануся в девушках

                               Я третьего подожду.

                              Как приехал к Катеньке

                              Из трактира музыкант;

                              Он сказал: его наследство-

                              Только скрипка да орган…

                              Вот теперь подумаю,

                              Я за этого пойду;

                              С ним сыта-ли, голодна-ли,

                              За всегда я весела

                              Музыкантова жена.

А как число игровых песен довольно велико и они разнообразны, то это разнообразие и поддерживает всегда в зрителях постоянное любопытство. Вот таким то образом и празднуется у нас Крошиха, один  из  наиболее любимых и веселых народных праздников в здешней округе».

Вот таков был раньше праздник Крошиха. Как видим, песен было довольно много. До нас дошла одна. Может быть, где-нибудь пылятся на клочке бумаги еще какие-либо песни, ждущие своего часа. Я думаю, что мимо такого наследия ни в коем случае нельзя пройти мимо. Надо его бережно собирать и являть народу. Это наша история, которая требует переосмысления и сохранения самобытности нашей малой Родины.   В 2011 году инициативная группа НП "Крошилов Двор" сделали попытку возродить уникальный праздник. Вот, как это было:  http://fotki.yandex.ru/users/sidorovskyi/album/163648/

**************************************

           Как мало до нас донесло предание, но многое, как говорится читается между строк. Давайте попытаемся представить картину тех далеких событий, с помощью художественных образов...   

      ПРОЛОГ

     Давно эта история приключилась. Почитай лет четыреста тому назад.  А времена те были грозные и неспокойные.  

     На холме среди полей и лесов Ярославских и Костромских краёв, в Сотском стану, что в заволжских далях, по дороге в град Любим, приютилось сельцо Фёдоровское.  В сельце том было  шестнадцать дворов, да махонькая деревянная церковь Ирины Мученицы Христовой, которая стояла, скукожившись на местном суходоле. Да вокруг, хороводом, опоясавши Фёдоровское, жались несколько деревушек, приписанных к нему.

 После Смутных времён, когда поляки с изменниками сожгли и ограбили, почитай всю Русь, и запустение великое стояло, федоровские старики  помнили, как всё начиналось. Вот они и поведали эту историю, которая уходила своими корнями ещё во времена Грозного царя Ивана. Вот тогда слушайте, и на ус мотайте.

     В ту пору у сельца был хозяин - князь Ярославский Фёдор Иванович Троекуров. Наезжал он в свою вотчину нечасто, но хозяином справным был. Крестьяне его уважали, а он их жаловал и оказывал разные милости. Вотчинником он был крупным, и говорят, состоял на службе у Ивана Грозного. Во всех своих вотчинах князь ставил церкви, дабы к вере Христовой приучить. Вот и у нас расстарался, срубил небольшую, а лепую церковь. Да на горке. Далече видать. В низу под горкой  со студёной стороны, извивалась река Касть, огибая наше село.   

  Места-то у нас все мерянские. Много тут рек с мудреными названиями. Вот и Касть не исключение. А чуть ближе к Костроме, так и сплошь одна мерская сторона – Мерским станом кличут. Мерекают иной раз так, что и не разберёшь, что говорят. Мы то всё разумеем, а вот проезжие иной раз и не разберут, приходится растолковывать. А вот поп наш Галактионко, дюже ругается на нашенских, ежели услышит тутошною речь. Кричит, бывало, что мол, погаными словами в храме воздуха оскверняете! А мы, что? Отродясь, так говаривали. Для нас любая палка – падог, а тётка кока, да дядька кокуй!

   Молодёжь наша, больше в церкву ходит, а вот старики ещё и веру предков помнят. Хоть лоб и крестят, а  камням древним кланяются. Но таких уж всё меньше.

   Да и имена церковные не в ходу покамест у нас. Окрестят, бывало младенца в храме, и нарекут Ваской или Савкой, а его потом Неклюдом, или  Чуряком всю жизнь и кличут. Тот же Галактионко всегда морщится, как услышит наши имена. Так и живём.

   А ещё до великого разлада русского и смуты, предание от стариков было, что в село наше  царь Иван,  пожаловал. Мол, на охоту соколиную с большущей свитой ехал в Обнорские леса, а с ним и князь нашенский был. Вот как дело было.    

     Нарочный, что ранее взмыленный прискакал и говорит, что царский поезд за припасами заехать хочет. Приехали, сказывают, значит, уж обедня была, переполоху было — тьма.

                                                                                                Иоан IV Васильевич

   Мужики ещё издалеча поезд царский  заприметили, с горы. Далеко у нас тут видно надо сказать. До самого града Костромы. Такая кутерьма в селе поднялась. Ну, как положено Галактионко поп наш, хлеб-соль вынес с иконой. Вошли, значит в нашу церкву, но все то не поместились.  А тем временем вои царские давай по дворам шастать — понятное дело закусь ищут. Ну, собрали им на пополнение обоза разной снеди. Расстарались! И икра просевная, и осетры волжские  копчёные, оленьи бока, да медов разных, да разве счесть. Для красного дня припасли, вот он и настал. Край наш богат на это  дело. Дичи в лесах, рыбы в реках пропасть.

    Сказывают от богатых одежд царских слуг, в глазах всё застило. Всё блестит, аки солнце. А церкви нашей, старики рекут, царь большие подарки сделал. Да ещё с оказией позже прислал на церковь книги, да и иконы, да утварь разную. А князю нашему Троекурову попенял, мол яства вельми обильны в селе, а торга нету. А князь, мол ответ держал таков, что крестьянам от набегов соседних татар боязно. Вон совсем недалече свирепствуют на Бараньей Луке и на Осеке.  А уж у Галича Мерского совсем разорение. Костроме уж грозят. А людишки торговать туда ездят, а не ровен час и в полон попадёшь на чужбину.

      Ох и хмур был, сказывают, царь, не сдобровать нашему князю... А старики дальше глаголют, мол стоим мы ни живы и не мертвы. Конец князю. Даром, что ли царя Грозным кличут! Да и нам крестьянам царского гнева не миновать. А царь возьми да скажи, что сии беды им знаемы,  вот поставили на Обноре крепость, да воеводу посадили, а потом и за Казань возьмёмся. Чтоб не было оттоле угрозы. Вот тогда и будет торговля и покой купеческому люду. И купцам хорошо, да и казне прибыток. Ещё раз грозно сверкнул очами в сторону князя и повелел ехать.

   Ещё наши старики поведали, что позднее, уж и не помнят в каком году после царских гостин, снова заявились татары, но Костромской воевода Захарий Яковлев  дал им хороший укорот на Гусевом поле не далеко от речки Язовки. Многих басурман попленили, а предводителя их Арака убили. 

Кострома. Вид на Ипатьевский монастырь

    Потом известие пришло, что недалеко в Костроме собираются войска Казань брать. Сидор  Офонин из Корзлы, сказывал, мол бывал на Костроме на торгу, а там полно люду служивого.  И воеводами у них князья Горбатый да Серебрянный.    А из Ипатской вотчины в Корзле, с деревень на Кострому ушли к воеводам мужики Прокуня Панфилов, Нечайко Басаргин да Торопко Шевалёв. Неспокойно было в то время. Неизвестно как обернётся затея с Казанью. А земли то наши почитай пограничье с басурманскими. Вдруг да не так, что пойдёт. Нам боком кабы не обернулось. 

                                                                                                    Казань. гравюра

 Но Казань взяли. Много народа тамошнего взяли в полон. Вот и в соседний Корзлин стан, да  на Осек пригнали народу татарского. После татарских набегов Костромская земля людьми оскудела. А Успенье на Осеке, так вообще за Кобяком-мурзой записали, после, того как он веру Христову принял. А мужики ещё сказывали, в Романов город много татар поселили.

   А потом, село то наше осиротело. Князь наш Фёдор Иванович, сказывали, попал таки в опалу к царю. Не угодил чем, а ли наговор, какой врагов. Слыхали, казнили его. Ну не долго мы горевали. Думали скоро новый вотчинник из Троекуровых объявиться. А то некому за нас Государю слово замолвить о торге на селе.  Да и царю то не до нас, мелких. Вон какие дела затеял – Астрахань и уж и ту подмял. Да с боярской вольницей воюет.

     Но вскоре новая напасть. Село  наше с деревнями Ярославскому Спасову монастырю царь пожаловал. Ну, думаем, пропали. Ведь сказывали, что коль монастырь за нас возьмётся, то свету белого не видно будет. От зари до зари спины не разогни. А земля у нас такая, что мало чего родиться, одни глины. Спасаемся охочим, да рыбным промыслом. Ну да Бог миловал. Чай не в опричине, как Бухалово, которое, Олешке Басманову отписали.

     Монастырская братия нас не притесняла. Архимандрит Спасова монастыря Антоний как-то приехал новые владения смотреть, подивился книгами и иконами нашей церкви. Мы ему рекли, что царём Иоаном Грозным, сей подарок пожалован. Антоний остался доволен, распорядился, чтоб церковь поновили, да купол железом покрыли. Хотя церковь точно ветхая уж была. Годов уж как восемьдесят стояла на ту пору. Башни дозорные, вот поставили со стеной, деревянные. Время то неспокойное – гляди в оба!

Фёдор I Иоанович

   А торга на селе всё не было, пока не до него было. Антоний с братией написали челобитную царю. Тогда уж царь Фёдор на престоле был. Монастырской братии уставом не велено торговать. На откуп решено торг отдать Савке Антонову. Так уж сход решил. Двор Савки был крепок и ухожен. Да и сам он смышленый и расторопный.

    У Савки был двоюродный брат Устим по прозвищу Крошило.  Двор его был на склоне горки. Недалече стояла и мельница с кузней.  Жена его Аксинья была по травам ведунья. Собирала разные травы, которые  хорошо знала и лечила ими народ. Бывало, занедужишь, то сразу к Аксинье. Она тебе зелье из травки даст, скажет, как её использовать и снова как живой. Зла она никому не творила, поэтому на селе её любили. А что до слухов, да мало ли что люди намелют, будь-то она в лесу с лешим толкует.

   А Крошило был на все руки мастер. Избу срубить иль мельницу поставить, то всегда к нему шли. Много раз звала монастырская братия Крошило на починку то церкви, то келий. Али совет, какой от мастера получить. Всегда Крошило приходил, когда просят. А ендовы какие у него получались. Все они монастырём покупались. А ковши резные расчудесные. Деткам игрушки разные выдумывал. Его свистульки детвора нашенская любила.

     Но лучше всего Крошило владел кузнечным делом. Как пушинкой, махал он тяжёлым молотом. Много железной утвари для церкви Ирины Мученицы выковал.  Дивился честной народ. Эх, много было добра от рук умельца.                        

   Савка сродственнику говаривал, мол ничего Крошило, скоро царь повелит торг ставить на Фёдоровском, тогда и ремесло твоё в других краях узнают. И нам хорошо, да и монастырю от тамги благо великое. А на другие торги в Ярославль да в Кострому ездить уж далече, да не с руки. Везде болота, да грязи стоят великие. В Кострому так уж только зимой проехать легко. А коли, Волга весной разольётся, так почитай до июля и не проехать. Да и разбоя ещё от татей много.

    А между тем, грамота от царя на разрешение торга всё не приходила. Уж и разуверились все, ждать перестали. Вот и царь то снова сменился. Борисом Годуновым зовут, не Рюрикович он, из костромских бояр, слыхали мы.

Борис Годунов

    Ох, а времена настали тогда хуже некуда. Два года подряд неурожай случился. В первом году дожди с весны заладили и до июня. А в августе на Фрола и Лавра снегу нанесло. Озимые только отсеяли и снова снега пошли и уж так до следующей весны. Так весной эти озимые такие всходы дали, ну думаем всё конец голоду, богатый урожай будет. Ан нет, кажись, беды только начались.  Озимые те все начисто помёрзли. Снова зарядили холодные дожди с мокрым снегом. На первый Спас и птицы все улетели. Такой голод наступил, что старики уж и не помнят. Люди мерли как мухи. В лесах людей из городов шаталось много. Кого грабили, а кого и убивали. Охотникам страшно в лес было ходить. Голодный человек  страшнее зверя. В Москве, сказывали, уж и покойников едят. 

Голод 1601 г. в Москве

   А беды одна за другой. Царь Борис преставился, слух был, что отравили. Ну да нам всё не легче. Года через три после голода,  нарочный прискакал, монастырский. Стряслось, поди, опять что. Хорошего и не ждали. А ты поди уж, и вовсе весть добрую привёз всадник.  Грамоту о торге утвердил царь Василий Шуйский и повелел торговать по пятницам.  Наказано это было уж другому настоятелю-архимандриту Феофилу. Обрадовались наши люди. Всё в точности по грамоте исполнили. Какую и с чего брать тамгу.  Лавки срубили, Крошило расстарался — мастер справный. Да вот только торг то малолюдный, да и товаров скудность после такого голода и неурожая Но делать нечего начали жить сызнова, не впервой. Народ мы стойкий и настырный. Да и матушка землица нам в помощь. Правда, недолго покой был…

Василий Шуйский

   Но снова беда начала сгущаться над Русью. Пришла Смута великая. Видать здорово господа Бога прогневали. Не до торговли и вовсе стало. Литва с поляками пришла на Русь. Да, что там пришла! Сами привели.

    Слухи приходили один страшнее другого. И в Москве разорение, да по всей земле русской. Да и о предательстве большом сказывали. А поляки уж недалече бродят. Костромские говорили, что к ним враги идут. Ну, думаем, час наш пришёл. Собрали сельский сход, много народу с Корзлы пришло, и начали думу думать.

   Рассудили так, коли к Костроме подойдут, то и к нам пожалуют. Уж точно на Даниловское выйдут и Вологодский тракт перекроют. Да и весна выдалась сухая, дороги и поля просохли. Правда в одном месте в лесу в костромской стороне, на Углином лугу  вода долго не спадает.  Вопчая река там в Касть впадает и долго земля не сохнет, заливной словом луг и травы там хороши. А чуть правее, версты две, обход сухой есть. Известен, только нашенским да костромским с Бараньей Луки. Каменьчиком то место кличут.

     Чудно, ей Богу то место. Левее его болотца, да низины, правее то же самое. А промеж низин тех, камней-валунов тьма. Словно кто нарочно накидал. С погреб глыбы попадаются. Некоторые как чаны, даже с какими то начертаниями.  Старики ведали, что тут  язычники жертвы приносили.  Чудные места эти и загадочны. Так вот, если кто этим местом проведёт поляков, то почитай через Корзлин стан на Фёдоровское они и выйдут.  А там и до царского села Даниловского недалече. А ещё могут вражьи отряды и на Осек поворотить, а там до  Поморских путей ещё ближе, и не допустят к Ярославлю подкрепления. Дорог был каждый день. И уговорились так, уж если силы не равны, то надо врагов как можно дольше задерживать, покуда с севера подмога не придёт. Самое главное заставить поляков на Каменьчик повернуть. Для этого надобно, чтоб ляхи через этот путь прошли. А мы мужиков на выходе у Красного плеса схороним и встретим их.

Лисовчики во время рейда

    Одно плохо, что мало нас, да и оружие плоховато. Топоры да дубины с рогатинами. А у поляков и пушки сказывают есть. Место для сраженья выбрали недалеко от леса на покатом в сторону леса лугу. Луг прозывался Паным, там недалеко протекает речка Староселка, да старое мерянское кладбище с древними поклонными камнями.

    Ну да и врагам, поди, не легче, намотаются по чужим лесам, да и ещё с немалыми и тяжёлыми сундуками, набитыми награбленным добром. На разгром поляков никто шибко не рассчитывал. Надобно было время затянуть. Порешили, что ещё надо завалы в лесу делать, засеки, бродные места нарушать, а на хлеб-соль пусть поляки не надеются. В Фёдоровском осталось немного мужиков во главе с Крошилой для преграды врагам.

    А поляки ещё раньше из лесов вышли, но сказывали, что засаду успели всё-таки сделать на Староселке, да засек на Красном. И был бой неравный, местные полегли почти все, да и ляхов немало порубили. Но это уж потом знать будут. Тогда ещё говорили, что поляки чтоб облегчить поход много награбленного добра закопали, чтобы потом его достать, да по Волге с тяжёлой ношей спуститься. Был такой сказ, многие слыхали.

    И вот когда это случилось, а дело было в Троицу. Крошило как всегда поднялся на сторожевую башню с набатным колоколом. Всмотрелся в сторону Костромы. Перед глазами простирался бескрайний стан Корзла. День был тих и безветрен, вдали в восьми верстах чуть виднелись колокольни Николая Чудотворца и Преображенья Спасова в Бабином погосте.  Вдруг вдалеке, где темнел костромской лес, что-то бухнуло, потом ещё. Стая встревоженных и привыкших к тишине птиц поднялась над церковью. Крошило никогда не слышал, как палят пушки, но обо всём догадался.  Таких звуков в окрестностях никогда не было. Надо было спешить вниз, но Крошило пристально вглядывался вдаль пытаясь заметить ещё что-нибудь. Снизу монах Антипка  прокричал:

  -Эй, Устя, что видишь? Но Крошило не ответив ему,  узрел как вдалеке, в стороне где темнел костромской лес, поднималась пелена дыма. Через некоторое время весь горизонт к лесу застилал дым. Из далёка донёсся Бабинский набат. Медлить было уже нельзя. Крошило из всех сил дёрнул веревку. Поднялся звон. Птицы летали кругами. Где-то за спиной за Даниловской дорогой начали отвечать набатные колокола других церквей. В селе все бегали и бабы уносили детей. Поднялась страшная суматоха. Из монашеских келий выбегали с топорами немногочисленные монахи. Крошило увидел бегущую с детьми Аксинью. В руках у её был мешок. Что есть мочи он прокричал ей, чтоб она уходила  за  Касть. Там  был лес, и было где укрыться. Да и гористая и овражистая местность давала надежду на спасение. А уж кто-кто, а Аксинья знала укромные места. Главное уходить подальше от деревень.

  Затих набат в Бабино и поднялся сначала дым, а затем Крошило увидел и огонь. Горели бабинские церкви. Звонить надо не умолкая. Крошило крикнул Офоньку, монаха. Передав верёвку колокола, Крошило сбежал по шатким ступеням вниз. Вбежал в церковь и похолодел. Среди сельской суматохи и после Троицких служб никто не вынес церковное добро. В голове Крошило вспомнилась быль рассказанная стариками о том как Иван Грозный сделал дары сельской церкви. Всё оставалось на своих местах. И иконы, и  просфиры, а главное книги, которые ценили более всего. Все они были из царской библиотеки, как старики сказывали. Нисколько не медля Крошило выбежал из церкви и крикнул Офоньке, который неистово звонил.

  -Офонь, видишь ково?

  - Дым кругом, люди бегут, кто куда. Деревни горят!

Крошило выбежал на посадскую улицу, увидел как на телегу с впряженной лошадью кладёт разную домашнюю утварь Нечайко Третьяков сын. Быстро сказав ему о том, что нужна эта подвода с лошадью, Крошило начал вываливать Нечайкино добро в канаву. Нечайко замахнулся, но Крошило успел подставить руку и отвёл удар. Но Нечай не унимался. Позади послышалось:

 -Вломи ты ему Крошило, да и пущай бежит на все четыре стороны!

    Нечай понял в чём дело и побежал к Подвязью, грозя разделаться с Крошилой. Но Крошило уже ничего не слышал, и спешно выносил из церкви дорогие всем Фёдоровцам немногочисленные книги и утварь, пожалованные Государем. Погрузил на телегу.  Крошило знал, что делал. Этого оставить полякам никак нельзя. Для села это святыни! И не везде такие царские подарки есть. В голове созрел стремительный план. На своём дворе был старый и заросший пруд.

   Немного погодя дело было сделано.  Церковное добро было надёжно спрятано.

Крошило быстро забежал в избу, достал давно приготовленный и собственноручно изготовленный длинный тесак. Выбежал и запалил избу и двор. Выхода не было, нельзя было оставлять полякам ни скот, ни зерно. Рядом пылала мельница, набат не утихал...

  Крошило догнал остальных мужиков. Передовые отряды поляков уже поднимались на гору и начали творить своё кровавое дело. Крошиловский отряд напал на врагов из засады маленького полесья, на въезде с Корзлина стану. Сеча была жестока и неравна. Почти всех Фёдоровских порубили, а Крошилу и Савку поймали и, привязав к коням притащили в село. Было среди поляков много и русских предателей хотевших разбогатеть на смуте.

Ю.Брандт. Лисовчики перед постоялым двором

     Село пылало. Старая церковь Ирины Христовой Мученицы разграблена и осквернённая пылала ярче всего. Стон и крики избиваемого народа слышался среди треска горящих изб и монастырских келий. Крошило и Савку приволокли к лавкам перед пылавшей церковью. Раненый Крошило увидел среди всего этого сброда предателя Нечая и всё понял.

    Один из ляхов подошёл к Крошиле, зло спросил того, что он вывозил из сей церкви, и где всё добро?  Но Крошило молчал и запирался. По всему видно было, что супостаты торопятся. Повсюду лежали изрубленные тела тех, кто не успел убежать и схорониться.

   Ещё недавно здесь была тихая и размеренная жизнь. Многие из убитых были Крошиле родственниками, или просто теми, кто обращался к нему за помощью в быту. На глазах всё пропало, и не было возврата к прежней жизни. Как там Аксинья с детишками? Успела ли родная, укрыться от злобных и жестоких захватчиков?      Истерзанного и порубленного Крошилу, бросили в канаву, так и не добившись от него о спрятанных ценностях. Всё польское войско пана Лисовского,  спалив всё окрест, и награбив то, чего не успели спрятать, уходило вечером в сторону села Даниловского.    

   Через некоторое время на вечернем тёмном небе полыхало багровое марево пожаров. Но Крошило этого не видел.  А поляков ещё ждала Повалишкина пустошь...

   Аксинья схоронившись в Закастинском овраге, покуда окрест хозяйничали поляки, смотрела в сторону родного села. Всё застилал дым. Дети спали, хоть и были сильно напуганы. Стихли и шум и крики. Сёла и деревни догорали, спускалась ночь. Она не решалась выйти из-за укрытия. Всё думала о своём Устиме. Всю ночь она не сомкнула глаз. Глубоко ночью всё стихло. Дети мирно спали.

 По утру Аксинья с детьми решила осторожно возвращаться в Фёдоровское. Она не узнала своё село. Одно сплошное пепелище предстало перед глазами. Оставшиеся чудом в живых, молча стояли перед своими родными головешками. Где-то протяжно ревели бабы над лежащими на земле своими мужьями. От села ничего не осталось. Крошилов двор весь сгорел дотла. Аксинья привела детей в развороченный погреб. Вот всё, что осталось от хозяйства. Хорошо, что не зима. Вынула из мешка остатки хлеба и отдала младшему Михалке. Всюду пахло гарью, и нигде нельзя было скрыться от этого смога. Аксинья вылезла из погреба и пошла на поиски Крошило. Сердце щемило от горя, но что-то ей подсказывало, что родимый и любимый жив.

  Везде лежали порубленные и обезображенные тела. Но среди их Крошило не было.  Она посмотрела на канаву возле сгоревшей церкви. В кустах, кто-то тихо стонал. Она не мешкая продралась сквозь плотные заросли и увидела лицо в запёкшейся крови своего любимого Крошило. Он стонал, не приходя в себя. Аксинья стрелой сбегала в погреб, нашла валявшиеся после польского погрома мешочки с разнотравьем. Зачерпнула в бочке воды и помчалась назад. Аксинья знала толк в травах и за короткое время её действия помогли вернуть к жизни тяжелораненого мужа. Весь день она растирала его. Жаль бани все сгорели. К вечеру Крошило открыл глаза и попросил воды. Жадно прихлёбывая и наконец напившись вдоволь целебной  водицы Крошило уснул. Аксинья видела, что раненому необходим сон.

  Наступила среда. Покачиваясь от слабости и от нестерпимой боли Крошило встал с дощатой лежанки. Аксинья увидев, как весь оставшийся народ стягивался к месту, где стояла церковь. И вместе с мужем, которого она поддерживала, они подошли к собравшемуся народу. На суходоле было шумно, монахи расстаскивали ещё горячие брёвна. Из приходных деревушек Перемилово, Митенино, Подольная, Будилово, Ларионцево, Кобылино,  Задорино, Зубцово, Займищи, Березняки, Оска, Борщевки, Зименки, Высоково, Зуево, Малое Дворище, Пахомова Починка и Щербинки собрался крестьянский люд. Народ был хоть и не весь, значительная часть населения погибла в разгуле нашествия польского отряда и предателей. Скорбь стояла великая. Как жить дальше, и что делать. Разбойники могут и вернуться, да мало ли лихих людей шляется по Руси. А скорбели ещё и потому, что сгорело всё церковное добро. Сама церковь дело наживное.  А помолиться и отпеть убиенных не было возможности.    

  Но тут Крошило окликнул сельчан. Все расступились и замолчали. Превознемогая боль он обратился к народу:

 - Православные, не стоит скорбеть по храму Божьему. Поплакали и будет. Леса много, руки на месте, срубим краше прошлого. А Святыни наши я спрятал и сохранил в надёжном месте. Но ещё не   время их доставать. Враги ещё топчут наши земли, и смуте нет конца…

    И как говорится, как в воду смотрел - поляки через пяток лет снова прошлись через Федоровское. Хотели снова на Кострому, да после Волги на Юрьев повернули. Сказывали, добро своё прятанное искали.

А меж тем народ  уж  радостен был. Кричали:

- Ай да Крошило, ай да молодец! Всегда нас выручал и на этот раз отличился!

  Вот так Фёдоровцы вновь обрели все свои святыни. Не раз они вставали на ноги после лихолетий.   Народ то они крепкий и настырный.  До полного мира ещё было далеко.  Надо держать оборону от разбойничьих шаек. Продолжалось разорение ещё долгих пять лет. Таково предание. Хотите - верьте, хотите  - нет.

конец Смуте

                                                         ЭПИЛОГ

   Когда успокоилось всё на Руси, отстроилось Новое Фёдоровское с новой церковью в честь воина Фёдора Стратилата, да и в память князя нашего. В новую церковь торжественно внесли спасённые Крошилой реликвии. И на третий день Троицкой недели, то бишь в среду, отслужили праздничный молебен в честь вновь обретённых икон. И каждый год в этот день сельчане не забывали памятную дату.

    Приезжали из всей округи на новый праздник. Вот тогда и торг на среду сделали. Уж больно бойкая торговля в этот день была. С тех пор среда еженедельным базарным днём стала.

     А купцы народ бойкий, расторопный, к середе (как тогда этот день называли) готовились загодя. Окрикнет, бывало, купец своего знакомца, мол к середе весь ли товар подготовил иль к середе коня перековать не мешало бы. И всё всем понятно, о какой середе шла речь. Вот тебе и название – Середа Федоровская!

    Торговля в гору пошла, крестьяне стали свободнее. Стало село уже не монастырским. А праздник Крошихой звать стали.

    Очень он всем нравился, весенний и светлый и ни у кого такого нет. Будете в нашей стороне, милости просим заглянуть на Крошиху, к Середе в среду после Троицы. Запомнить проще некуда! Милости просим, гости дорогие!  

А.Красильников  март 2011 г.                       

 Используемая литература для раздела:

 Вахрамеев И. Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. Т.1,2,3 1896

Шумаков С. Сотницы, грамоты и записи 7068-7076гг выпуск 2. стр.7,14 1903

Герберштей С. Записки о Московии. 1866

Гваньини А. Хроника Европейской Сарматии. 2007. Киев. Укр.язык

Козловский А. Взгляд на историю Костромы. 1840

Борисенков Е.П. Пасецкий В.М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. Мысль 1988

Карамзин Н. История государства Российского. Т.12

Зорин А Великий рейд Александра Лисовского 2008

Памятники истории Восточной Европы. Источники XV-XVII веков. Т.1 книга сеунчей 1613-1619 г.г. Документы разрядного приказа о походе А.Лисовского 1615-1616 г.г. Варшава. 1995 г.
Виснер Х. Лисовички. Варшава. 2004 г.

Акты исторические, собранные археографической комиссиею. Т.III. С-Пб. 1841

Валишевский К. Смутное время

Топографическое описание Ярославского наместничества. 1794.

Материалы для сел, церквей, и владельцев Костромской губернии XV-XVIII в.в. Костромской и Плесской десятин. 1912
Продолжение »