Она была среднего роста, с самой незаурядной внешностью. Одета была всегда в длинную тёмную юбку, возможно, не одну, поверх фартук. Обязательно, понятно, плат на голове с какими-нибудь едва заметными цветочками по краям. Ситцевая кофта с длинными рукавами. Иначе её не называли, кофта да и всё. Но улыбка её была приятна, скромна и тиха. Конечно, она была добрым человеком. Приглашала на всё лето девчонку совсем не родную просто для того, чтобы я отдыхала. При входе из сеней слева стояла большая русская печь, справа стояла кровать, на которой спала бабушка Лиза. Впереди было два маленьких окошечка. В правом углу стол. Слева в  углу иконы. Вдоль стен фундаментальные лавки, широкие, крашеные, которые не могли двигаться, т.к. были прикреплены прямо к стене, как и во всех избах. Наверху, между печкой и стеной были полати. Я смотрела на них с изумлением, не понимая, с какой целью они тут существуют. Бабушка Лиза жила одна. Молилась она много. Стояла около своих многочисленных икон, в которых я абсолютно ничего не понимала и не величие. Такие книги даже присниться не могут, невозможно и пыталась понять. Что-то напевала, повторяла, крестилась без устали. Здесь же лежали церковные книги, но не такие огромные, которые я рассматривала на чердаке! Уж там-то были книги, так книги! Они были очень красивые, бардового цвета, с такими металлическими замками-защёлками и очень толстые. Такие толстые, что некоторые из них мне было трудно поворачивать и так же тяжело сейчас передать словами их представить. Я, конечно, их открывала,  пыталась почитать. Но где там! Ничего не могла понять. Что я смыслила тогда? Просто полистала, пошуршала ради любопытства страницами, и всё. Осталось только горькое сожаление о своей глупости и неграмотности.

  Бабушка Лиза никогда не принуждала меня молиться, креститься. Наверное, понимала, что с этой городской девчонкой биться бесполезно, или просто была мудра, сильна своей верой. Молилась сама, верила, соблюдала свои правила, устои, зажигала лампаду, ставила свечи и замаливала мои детские погрешности. Бабушка Лиза сама катала свечи из воска. Они были разных размеров толстые и тонкие, но одинаковой длины.  Лежали прямо пучками. Зачем надо было ей такое количество, я не знаю. Не могла она столько использовать у себя дома. Наверное, были заказы. В доме всегда сладко пахло воском. Иногда к ней приходили за свечами, она всегда отдавала.

  Кроме этого у неё были всякие церковные предметы, которые я и сегодня объяснить не могу из-за своей неосведомлённости.  Ну, например, у неё были закладки для книг, собранные из бисера, с кисточками, так называемые листовки. Еда была простая из печки. Я не придавала еде значения. С уверенностью могу сказать, что бабушка Лиза соблюдала пост, но я этого не понимала и не чувствовала. Одно только помню как мне непривычно и необычно было воспринимать её «сладкий суп». Это обычный компот из сухофруктов. Но он не наливался по стаканам, как было у нас дома, а подавался в тарелке, как суп. Конечно, как истинная староверка, она всегда кувыркала свой стакан в блюдце, и, правильно говорят, почти его не мыла.

На второй этаж вела добротная деревянная лестница из сеней. Она выходила на верхние сени, довольно просторные и даже с окном. Для чего такие большие сени? Я не знаю, разве только хранить сундуки с одеждой. Сундуки были. Там  наверху была всего одна, не маленькая комната в два окна. На окнах только цветущая герань. Здесь я спала, и стоял тут буфет с какой-то посудой. Больше ничего особенного и не было. Всё-таки я была девчонкой и не обращала внимания на всякие мелочи, а может быть, сегодня уже многое не помню.

   Но хорошо помню огород бабушки Лизы. Он был за домом. Огорожен каким-то тыном. Большой, но кроме огурцов, кажется, там ничего не растили. Длинные, длинные гряды, ровные. Тоже надо уметь их сделать! Вдоль гряд натянуты нити с белыми, трепещущими на ветру тряпочками от птиц. И никаких полиэтиленов никогда не было! Огурцам всё нравилось, солнце и земля. Да и поливать их особенно было нечем. Реки нет, с колодцев не натаскаешься*. Вот и радовались огурцы только в тёплый дождь, вот тут только напьёшься и потом порадуешь хозяев урожаем. Как то в природе было всё равномерно, солнце, дождик, опять солнце. Пропалывать грядки бабушка Лиза меня никогда не просила. Я не знаю, когда она всё это успевала. Правда, коровы уже у неё не было. Молока можно купить у соседей.  А у меня была одна обязанность – сходить на ручей и осокой отмыть таз из-под рукомойника. Я, правда, старалась.

   В жаркие летние дни с ребятами и девчонками мы убегали купаться на бочаги за деревней. Бочаги, это ямы, выкопанные жителями, которые летом во время дождей заполнялись водой*.

  Сидорово, как и Середа, страна огуречная, урожаи большие. Солили их в огромные бочки по 500 кг. Запасали для торговли. Осенью отпускали бочки с огурцами в бочаги с водой.  Я точно не помню, но, кажется, бочки там зимовали, а весной их доставали, грузили на машины. Собирали со всей деревни огуречные бочки и возили в Архангельск.   Там-то, о-го-го! какая цена на огурчики!  Вот  летом в этих бочагах-то мы и баловались, плескались целый день. Они были не широкие. В них далеко не проплывёшь, это не река. Однажды меня уронили в этом бочаге. Какое-то мгновение, и я оказалась на дне. Помню, что глаза были открыты, вверху вода, страшно. Бочаги эти были  совсем не  глубокие, но этого страху к воде хватило мне на всю жизнь, потому, что плавать я так и не научилась.

В воскресение по вечерам мы все вместе собирались и шли в кино в соседнюю деревню Плосково, км. два. В деревенском клубе как обычно, лавки да шелуха от семечек, кроме кино, конечно. А когда шли домой. Уже было темно. Однажды по дороге уже из кино со мной приключился такой смешной случай. Я была девчонка городская, хоть и из маленького города Данилов. На моём пути лежала коровья «мина». Я её заметила, но она выглядела такой старой, т.е. уже подсохшей, да и темновато было, что я  вступила на неё, не раздумывая. Но… нога моя по щиколотку утонула в этой «мине»! Вот уж все посмеялись надо мной! Страшно было неприятно, но наука на будущее!

Бабушка Лиза, жила очень скромно. Я не знаю, что у неё было в сундуках, но моей маме она преподнесла несколько замечательных подарков. Например, когда я была ещё маленькая у меня от бабушки Лизы была меховая муфточка.  Я её не носила, тогда это было не принято.  Какой внутри был мех? Не знаю, но руки грела здорово! Мне всегда было интересно - ведь раньше ходили с ними барышни на гуляние. А кто же носил эту муфточку? Может быть, бабушка Лиза? У нас-то в детстве было всё очень просто и бедновато. Никаких шиков не было. Я всегда любовалась шалью, которую подарила она маме. Шаль была настолько огромная, что потом висела у нас дома на стене как ковёр. Во-первых, она была чисто шерстяная, но тонкая, а  во-вторых, очень красивая. Коричневого цвета и  роскошные розы по бокам и в центре! На ощупь она грубовата, но это нисколько не уменьшало её прелесть. Представляю, что если её накидывали на плечи, то выглядела она очень богато, и, наверное, спускалась бы с плеч до пола.

Вот и лампу подарила. Видимо,  она была уже как керосиновая не нужна, в деревне электричество было. Емкость под керосин, это верхняя часть лампы, которая снимается и в неё сверху вставляется стекло. А нижняя часть  похожа на вазу, что мы и делали, ставили в неё цветы. Но сейчас она так не используется, просто стоит как память о бабе Лизе.  Но всю её красоту мой фотоаппарат передать не смог. Интересно, сколько ей лет?  

Керосиновая лампа, подаренная моей матери Ольге бабушкой Лизой. Хранится у брата Льва Львовича Дарбазова в Ярославле.Единственное, что сохранилось.

    В конце лета я уже очень скучала по дому, по родителям. Часто убегала километра за два по тропинке, которая вела к Середе. Садилась на бугорок и ждала: а вдруг, сейчас покажутся мои родители, которым уже пора за мной приезжать и увозить домой, скоро наступит учебное время. Но посижу, посижу. Да и обратно к бабушке Лизе. «И сегодня не приехали…»

Сидорово. Маленькая Галина (справа)