Мне тут давеча, прозябая на одной из Костромских дорог в поисках одного Погоста, приглянулся в Сети пост на дружественном сайте "Мерянское Наследие России". Он посвящён изучению похоронных обрядов в Костромской губернии. Это привлекло моё внимание, т.к. эта тема здесь доселе не освещалась.

Поэтому статью с с известным обычаем я, перепощиваю в чуть сокращённом варианте и добавляю сообщение о том, как обстояли дела по этой печальной части в наших Даниловско-Любимских краях на рубеже XIX-XX вв. Хотя там всё обобщено и изложено довольно кратко, но всё же видится традиционная картина похоронных обычаев наших предков.
 

1. Изучение похоронных обрядов в Костромской губернии

На формирование  культуры Костромского края оказал влияние финно-угорский субстрат. Исследования ученых XIX − первой трети XX вв. положили начало формированию мнения о том, что культура, история, этнический состав Костромского края отличаются своеобразием в связи с проживанием на этих территориях древнего финно-угорского племени меря. Фольклорно-этнографические источники позволяют установить широкое распространение  элементов финно-угорских верований в похоронно-поминальных обрядах жителей Костромской стороны.

В 1920 г. вышел в свет второй этнографический сборник Трудов Костромского научного общества по изучению местного края, где была опубликована работа В. И. Смирнова «Народные похороны и причитания в Костромском крае»[1,с.1-126].

В эту работу были включены тексты причитаний, записанных Михаилом  Михайловичем Зиминым в с. Коверино Костромской губернии. Ценностью данной работы является точное указание мест распространения похоронных традиций и  причитаний, что особо важно в связи с пестротой этнического состава края. В Нерехтском, Галичском, Чухломском, Ветлужском уездах Костромской губернии наряду со славянскими, явно прочитываются финские традиции в обрядах и фольклоре. Василий Иванович Смирнов пишет:

«необходимо отметить, что население Костромского края далеко не однородно, как по условиям жизни, по говору, так и по своим понятиям и обычаям. Каждая группа селений, как Ликурга, Корега, Баковщина, Одуевщина и т.д. представляет собой особое лингвистическое гнездо, так сказать свою особую бытовую физиономию, и свои местные обрядовые особенности. Поэтому местами и в погребальный обряд вплетаются любопытные характерные особенности, сохранившие черты глубокой старины, отражающие различные колонизационные потоки, столкнувшихся здесь древних народностей, растворивших в себе еще более древние племена» [1,с.5].

Некоторые традиции В. И. Смирнов сравнивает с черемисскими, ссылаясь на работу И. Н. Смирнова «Черемисы» [2,с.152]:

«Местами считают, что на мягком помирать «не хорошо», всё равно как и покойнику лежать на перине, потому что на пуху грехи не простятся. Смысл заботы перекладывать умирающего на лавку или подкладывать солому уже утратился. Настоящее значение обычая, практикующегося так же у черемис, по-мнению И. Н. Смирнова, раскрывается из того, что если умирающего не успели переложить на солому, то всякая постель, на которой он умер, должна поступить в его собственность [2,с.7].

Подводя итог описанным традициям, автор высказывает мнение:

«…в некоторых других деталях здешнего современного похоронного и поминального ритуала, а так же в народных воззрениях на смерть и загробную жизнь, несомненно, бытуют религиозные и обрядовые черты неславянских аборигенов края»[2,с.20].

И далее дополняет: «Прежние языческие верования вообще не вытеснены совершенно, твердо держится верование, что мёртвый продолжает жить в могиле. Отсюда он является людям. В отмеченных здесь костромских народных похоронных обычаях заметны разные религиозные наслоения и следы языческих религиозных верований и представлений далеко не славянских»[ 2,с.24-27].

Для того времени это смелое высказывание, так как общепринятым считалось указывать на славянский характер населения. Касательно методологической базы статьи Василий Иванович сам отмечает, что -

«не задавался целью провести полный исчерпывающий анализ Костромских похоронных причитаний как со стороны их содержания, так и с точки зрения изучения форм народного языка»[2,с.44].

Считая материал особо значимым, автор приводит все записи полностью, располагая их по уездам. Многие материалы были взяты из анкет КГУАК 1899 – 1900 гг., из этнографических материалов, хранящихся в архиве КНОИМК, собранных так же с помощью анкеты в 1918 г., из личных записей и опросов автора, из записей сделанных корреспондентами Страхового Отдела при содействии В. А. Миндовского, а так же А. А. Ширского, Ф. Д. Нефедова. Имеет значение и мнение В. И. Смирнова о преимуществах метода анкетирования:

«Факты определенного порядка, повторенные в корреспонденциях из разных мест, дают основания к заключениям о широте распространения известного явления или обычая и силе пережитка отдалённого прошлого» [2.,с.44].

Что касается анкеты 1918 г., то, несомненно, КНОИМК испытывал большие затруднения при сборе материала, о чём Василий Иванович и упоминает, приводя слова одного из корреспондентов:

«В виду теперешнего тревожного времени насилу уговорил сказать записанное – боятся, чтобы чего не вышло, и не попасться под ответственность – страшно все запуганны» [2,с.44].

Используя его материалы, С. М. Толстая глубоко исследует природу похоронных причитаний. Она пишет: «Мне кажется недостаточным объяснение этого явления только как ритуального оформления естественного человеческого состояния горя, печали, тоски при разлуке и прощании с близкими. […] То, что есть в голошении сверх этого, как раз связано, как мне представляется, с природой голоса как своего рода «орудия связи» между земным человеческим миром и потусторонним миром. Прежде всего, обращает на себя внимание обязательность оплакивания покойника.

Как отмечает В. И. Смирнов, тех, кто не причитает на похоронах, строго осуждают» [3,с.135]. М. Д. Алексеевский, опираясь на работу В. И. Смирнова, проводит параллели между традициями народного похоронного обряда и причитаниями в Костромском крае и у финно-угорских народов. По его мнению похоронные, и поминальные причитания в первую очередь являются способом коммуникации с миром мертвых у данных народов. Однако   они преследуют разные цели. Цель похоронных причитаний – обеспечить покойнику правильный переход из мира живых в мир мертвых, успешно проводить его в «дальнюю дороженьку». Неслучайно активнее всего причитают в начале и в конце «пути»: когда покойника выносят из дома, и когда происходит прощание на кладбище. В плачах покойнику указывают дорогу на тот свет, описывая его как отдаленное замкнутое пространство, откуда нет выхода «ни пешему, ни конному», просят передать привет умершим родственникам и описывают свое бедственное положение после смерти кормильца, что можно трактовать как косвенную просьбу о заступничестве.

В поминальных причитаниях покойник или умершие предки в целом воспринимаются как обитатели «иного мира», что меняет принципы общения с ними. Поминальные обряды и причитания преследуют общую цель – упорядочить коммуникацию между тем и этим светом, огородить живых от потенциально опасного воздействия мертвых, задобрив последних. [4, с.497].

О том, что обрядовые северные плачи ни в коем случае нельзя рассматривать как обычное выражение горя в 1963 г. писал классик финской фольклористики Лаури Хонко [5,с.113]. По его мнению, похоронные плачи – это «язык сакрального общения» с усопшими [ 6.,с. 26].

Таким образом, материалы, собранные  костромскими краеведами в начале  XX в., стали ценном источником для дальнейших исследований в области этнической принадлежности элементов похоронно-поминального обряда Верхнего Поволжья.

Библиографический список

Смирнов В. И. Народные похороны и причитания в Костромском крае // Труды КНОИМК. Второй этнографический сборник. Кострома, 1920. Вып. XV. С. 21 – 126.
Смирнов И. Н. Черемисы. Казань, 1889. С. 152.
Толстая С. М. Обрядовое голошение: семантика, лексика, прагматика // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С.135.
Алексеевский М. Д. Севернорусские похоронно-поминальные причитания как акт коммуникации: к вопросу о прагматике жанра // Рябининские чтения – 2007. Петрозаводск: Музей-заповедник «Кижи». 2007. 497 с.
Honko L. Itkuvirsirunous // Kirjoittamaton kirjallisuus. Helsinki, 1963. S.113. Ibid. S. 108.
Конкка У.С. Поэзия печали. Карельские обрядовые плачи. Петрозаводск, 1992. С.26 – 119.

Автор: Шарабарина С. Г. КГТУ, к. и. н., д-т каф. соц.-культ. сервиса и тур.

источник:http://merjamaa.ru/news/izuchenie_pokhoronnykh_obrjadov_kostromskoj_gubernii_v_nachale_xx_veka/2015-12-21-1076?social_logout=1453009077856

2. Ярославская губерния. Даниловский, Любимский уезды

(из сообщений корреспондента Балова А.В. в этнологическое бюро кн.Тенишева в 1890-х годах)

Умирающий, мертвое тело, поминки.

Время дня, в которое преимущественно хоронят умерших, зависит не столько от усмотрения родителей или родственников умершего, сколько от усмотрения и распоряжения местного притча. Торопится, например священник идти после обедни с крестным ходом и он хоронит покойника тотчас же по окончания обедни, иногда часов в 10-11 утра. Бывает и так, что покойника отпевают и хоронят вечером, часов в 5 или 4 по полудни.
Что касается до раскольников, в значительном количестве имеющихся в Даниловском, Романово-Борисоглебском и Любимском уездах, то некоторые секты их, как например странники, погребают своих умерших непременно в ночное время. Священник с. Федоровского Даниловского уезда соообщает нижеследующее: "раскольники (странники) умерших своих всегда погребают в ночное время в разных тайных местах лесных дач, что подтверждается общим голосом прихожан".
Такой способ погребения умерших у странников стоит в непосредственной связи с одним из главных пунктов их доктрины - это "бегать, скрываться, таиться".
По учению странников каждый христианин должен обречь себя на пожизненное странствование и в этом странствовании должен обязательно и умереть. Но так как это требование странников в действительности ими не выполняется, то странники, хотя и умирают подобно всем смертным в своих избах и келиях, но желая скрытьэто от посторонних и показать, что действительно последователи их толка умирают в странствии, стараются погребать своих умерших тайно, ночью и в местах сокровенных...

Когда выносят покойника из дома, то напременно несут его ногами вперёд, так, чтобы лицо его было обращено вон из избы. При несоблюдении этого условия, покойник как бы смотря обратно в избу, может выглядеть кого-нибудь из живых, т.е. вслед за этим покойником в семье будет новый покойник...

Прощаясь с покойником, поступают так: прежде всего крестятся и кладут земной поклон перед иконой, стоящей в головах покойника, и затем целуют покойника в губы или лоб. При прощании с покойником в церкви первоначально крестятся и целуют икону, лежащую у умершего на груди, а затем уже целуют и покойника..
Оплакивание происходит и до погребения и после его.

В глухих местах есть и доселе специальные "волкуши" - мастерицы оплакивать умерших, которые и приглашаются для оплакивания умерших.
Плачи по умершем не многим отличаются в описываемых уездах (Дан. и Люб.у.у.) таких же плачей записанных много в Пошехонском у.
Для образца приведу один плач по покойнике(перед выносом его из дома), записанный в Любимском у.

Уж ныне встану я сирота горе-горькая,
Сирота горе-великая
На местечко, да на печальное,
На печальное, да на слезливое,
На слезливое, да на горевливое.
Уж как стану я сирота горе-великая
Будить тебя, мой родимый батюшко, тихохонько,
Разговаривать с тобой легохонько.
Не проснёшься ли ты, да не пробудишься,
Не скажешь ли со мной слово ласковое:
Уж как ты расстался со белым светом?
Со своим ли домом благодатным?
Со своими ли детками малыим?..
Приходит теперь, родимый батюшко,
Приходит пора времячко
Уйти тебе из дома благодатного...
Как приедут отцы духовные -
Расстанешься ты с домом благодатным.
Придут к тебе да люди добрые,
Возьмут тебя да белы руки,
Положат тебя в вековечный дом,
В вековечный дом, что без дверей и окошечек,
Опустят тебя, мой родимый батюшка,
Опустят во сыру землю.
Засыплют тебя, мой родимый батюшка, сырой землёй...
Уж как соберёмся мы детишки малые
Сироты горе великие
К твоему высоку терему.
Уж как выйди ты к нам, родимый батюшка,
Проговори ты нам слово ласковое
Про своё житьё хорошее:
Как живёшь то ты родимый батюшко,
Весёлым ли веселёхонько
На своей ли вольной волюшке
Аль тошным, тошным, тошнёхонько?
Уж как скажи же ты, родимый батюшко,
Уж когда же ты посулишься
Да в дороги гости?
Что в которую да пору-времечко?
Уж мы встретили бы тебя посеречь поля чистого,
Посеречь то пути да дороженьки
Подхватили б тебя под белы руки,
Посадили б тебя за столы дубовые...
Не расскажешь ли ты, мой родимый батюшка,
Про своё житьё да вековечное,
Что про свой да вековечный дом.
Уж как нет от тебя, родимый батюшка,
Нет ни выезда, ни выхода
Ни письмеца, нет от тебя, ни грамотки.
Уж как знать тебя, родимый батюшка,
Никогда нам не видывать,
Голоску нам твово не слыхивать,
Нигде нам тебя не заприметити.
Только и оставил ты одно званьице,
Что был кормилец батюшко.
(Плач дочери по отцу. Записан в с.Козе Любимского у.)

Одежда, в которой обыкновенно хоронят умерших, это для мужчин: рубаха, порты, лапти (вместо них иногда чулки и туфли) и саван; для женщин: рубаха. платье (очень часто подвенечное), юбка, чулки и туфли (у богатых) или лапти и саван. На голову повязывается платок.
 В некоторых местах Даниловского и Любимского у. в руки умершей даётся лоскуток новины или холста для того, чтобы умершему было чем утираться на том свете.

В гроб кладут иногда гребень, которым расчёсывали волосы умершему. В некоторых местах Любимского у., граничащим с Пошехонским, женщине в гроб кладут нитки.
Обычай класть в гроб умершему кушанья или напитки нигде мною наблюдаем не был, и ни от кого я не слыхивал. Единственная пища, которую носят при похоронах в церковь и затем на могилу умершего, это кутья (из риса, мёда и изюма), заменяется иногда просто мёдом.
Могилы в описываемой местности всегда копаются трёхаршинной глубины (за исполнением закона, предписывающего копать могилы именно такой глубин, следят местные священники и причт).

Длина могилы зависит от роста умершего, а ширина бывает немного менее аршина. При похоронах младенцев зимой в жестокие морозы некоторые священники, как нам известно, разрешают разрывать свежие недавно зарытые могилы и классть в них детские гробики. Обычным украшением могил служит обкладывание их дёрном.

Пласты дёрна (т.е. луговой дернины) обкладываются кругом могилы так, что они возвышаются со всех сторон вверх в виде ступеней египетских пирамид. Такая могилка-пирамида имеет обыкновенно наверху небольшое плато, на котором выкладывается иногда из дерна же и крест.
Чтобы куски дерна не расползались, их приколачивают к земле друг к другу тоненькими заострёнными палочками, как гвоздями. Для того чтобы эта могилка скорее зазеленела, её опсыпают овсом, который быстро всходит и вся могила покрывается изумрудной зеленью. Обычай сажать на могилах различные деревья распространён повсеместно в Ярославской губ.

Из деревьев садятся на могилах: берёза, ветла, липа, тополь, ива, рябина и некоторые другие деревья и кустарники. Но зато я нигде не видел, чтобы на могиле были посажены осина или какое-нибудь из хвойных деревьев, например ель, сосна, можжевельни и т.д.

Наиболее распространённым могильным памятником является деревянный крест, который ставится почти над каждой могилой.
Величина креста в вышину редко доходит до трёх аршин, почти всегда она бывает несколько ниже. Над детьми и подростками ставятся небольшие кресты, около полутора аршин вышины. Кресты ставятся иногда и неокрашенными, иногда окрашивают в белую, серую, коричневую или голубую краску. Нередко в середине креста врезывается небольшой медный или финифтяной образок. Почти все кресты, какие ставятся над могилами, осьмоконечные. Форма их бывает трёх родов.

На рис.2 изображён наиболее употребительный и наиболее простой крест. На рис. 3 изображено видоизменение этого креста. Верхняя и средняя перекладины его несколько усечены с боков и вся затем верхняя часть креста покрыта с боков двумя дощечками ав и ав (см.рис. 3), так что получается в общем некоторое подобие домовой крыши.
Намогильный крест, изображённый на рис. 4, представляет из себя уже более сложное устройство ("крест с яблоками). Чтобы крест, врытый в землю имел больше устойчивости, нижнюю часть его делают гораздо толще. Обыкновенно четверти на три снизу дерево, из которого выделывается крест, не обтёсывается совсем и оставляется кругляком. Это делается и в тех видах, что нижняя часть креста, находясь в земле, подвергается в большей степени гниению.
Обыкносенно простой некрашенный крест продаётся около 1 руб. 20 коп.
Изредка стали встречаться за последнее время на деревенских кладбищах и чугунные кресты на могилах местных богачей или их родных. В Даниловском у., где много крестьян занимается лепным, каменотёсным и кирпичным промыслами, можно иногда встретить на кладбищах на могилах крестьян в виде памятников каменные плиты или кирпичные памятники, но это редкое исключение.

Гораздо чаще мне приходилось встречать деревянные памятнички на могилах, покрашенные масляной краской. Памятнички эти имеют вид колонки, пирамиды и т.п. и увенчаны сверху крестом. Мне приходилось видеть даже такие деревянные памятники, обтянутые железом.
Обычай носить пищу в известные дни на могилу умершего известен повсюду. Так каждый раз, когда совершается на могиле лития (крестьяне называют "панихидою"), крестьяне, заказывающие эту литию, ставят на могилу чашку с кутьёй или мёдом. В дни годовых поминовений идут на могилы с блинами и пирогами. Часть съестного всегда раскрашивается на могиле для того чтобы и птицы небесные помянули покойника. Мёд считается необходимой принадлежностью поминальной кутьи.

За неимением мёда употребляют иногда и сахар. При возвращении с похорон домашние и все провожавшие покойника никаких обрядов для своего очищения не употребляют. Но зато изба, как только вынесен будет покойник, непременно подмывается начисто.
Жизнь в избе делается после похорон нормальной не всегда через одинаковые промежутки времени. Это зависит главным образом из-за того, кто умирает.

Умирает, например, восьмидесятилетняя бабушка старуха, которая служила бременем и для других да и для самой себя, о ней забывают через два-три дня, и жизнь семьи быстро входит в свою обычную колею. Умрёт младенец - точно то же самое (даже и плакать-то по нему, по народному верованию, грех, так как младенец - "ангельская душенька", и душа его по смерти непременно пойдёт в рай). Совсем иное бывает, когда умирает муж, отец многих малолетних детей. Здесь уж горю и отчаянию долго не бывает конца, и жизнь семьи долго не может войти в свою обычную нормальную колею.

Не по всякому умершему, по народному воззрению, непременно следует устраивать поминки, т.е. поминальное угощение. По младенцам обыкновенно поминок никогда почти не делают, хотя молиться за них в домашних молитвах, а также поминать их на обедне вместе с другими усопшими членами семьи, по народному воззрению, есть прямая обязанность родителей.

Никогда не делают поминок и по самоубийцам. Этих, по народному убеждению, грех даже поминать на молитве, на молитве не только в церкви, но даже на домашней молитве, хотя бы самоубийца был самое близкое лицо к молящемуся, был например, его отцом, сыном, матерью и т.п.
Изображений покойников на поминках нигде никогда не делается. Траур у женщин состоит из чёрного платка с белой каймой и тёмного, хотя бы и цветного платья. Траур чаще всего носится до "сорочин", т.е. до сорокового дня. Мужчины траура не носят почти никогда.